Кадр из фильма.
«Русский заповедник», повествование об идеальном экопоселении в деревне Жарки Ивановской области, – обладатель Гран-при МКФ «Радонеж», I место МКФ экологических фильмов «Золотой витязь», католического МКФ «Магнификат», награждён «Серебряной ладьей» кинофестиваля «Окно в Европу», «Одинокий рай» – размышление о судьбе и духовных исканиях русских людей, живущих на границе Кавказского заповедника, ставшего ещё и границей России, – призом за лучший полнометражный фильм кинофестиваля «Россия» в Екатеринбурге и«Серебряным витязем», «Георгий», в соавторстве с Натальей Шуваловой, о герое-фронтовике – «Золотым витязем»–2011. Сегодня Валерий ТИМОЩЕНКО в гостях у «Файла-РФ».
– Валерий Григорьевич, наше время принято называть «безгеройным», что Вы думаете по этому поводу?
Валерий Тимощенко
– Суть и тональность эпохи можно выразить только через героя, а драматургию времени – через человеческую судьбу. Время не может быть «безгеройным», героев можно просто не видеть, это зависит от того, какие глаза у человека. Лермонтов считал героем своего времени Печорина, а я назову боевого генерала Ростислава Фадеева, военного историка и публициста, сподвижника главнокомандующего русскими войсками на Кавказе князя Барятинского. Это они закончили Кавказскую войну и пленили Шамиля. Почитайте труд генерала Фадеева «Кавказская война» – потрясающий русский язык, на мой взгляд, вполне сравнимый с лермонтовским, а пронзительная ясность мысли, масштаб геополитического мышления, возможно, будут и посерьёзнее, чем у нашего гения. Это моя точка зрения. Так что герой того времени, по-моему, всё же генерал Фадеев, а не Печорин.
И 90-е годы XX века, тяжёлые и трагические, не назовёшь «безгеройными», хотя, увы, мало кто из коллег-документалистов в 1991–1992 годах запечатлел на пленке главное. А главное, думаю, было в том, что в России началось возвращение к христианству. Именно в это время возникала подлинная Россия, возвращаясь в старые берега. Именно это и было потрясающим событием времени.
И было очевидно, как трудно всем отличить главное от не главного. Я был участником последнего съезда Союза кинематографистов России и сказал в своём выступлении: «У меня такое ощущение, что это съезд кинематографистов даже не Москвы, а Краснопресненского района, потому что мы два дня обсуждаем, кто и что прикарманил в Доме кино. Мы же, живущие на окраинах России, вынуждены мыслить глобально и думать о проблемах страны. Потому что если империи нет, то нам на границах России, особенно на Кавказе, становится кисло, всё нешуточно начинает гореть, начинается война. Москва же, столица страны, занимающей почти два континента, получается, мыслит суперпровинциально, местечково – квадратными метрами Дома кино или гектарами Рублёвки. Мыслит как один регион и в этом смысле сегодня, увы, не выполняет свою столичную функцию».
– Как Вы понимаете свою задачу как документалиста? Вот Андрей Звягинцев, работавший в жюри на «Артдокфесте», был совершенно потрясён теми 22 фильмами, которые судил, и сказал, что если бы их показали по ТВ, сознание людей поменялось бы.
– Если ты документалист, твоя обязанность свидетельствовать (но не лжесвидетельствовать!) о главных событиях времени. Всего-то нажми на кнопку на камере, находясь при этом в центре главного события века или хотя бы десятилетия. Вся трудность в том, чтобы интуитивно почувствовать, где оно, это самое главное событие. И до центра его ещё надо добраться, а потом остаться в живых, потому что в таких «центрах бури» по камерам обычно прицельно бьёт снайпер и не всегда удается безнаказанно свидетельствовать перед соотечественниками о происходящем.
В таких центрах, поверьте, вопрос о «безгеройном» времени отпадает сам собой. С отцом Виктором, священником из деревни Жарки Ивановской области, героем «Русского заповедника», законченного два года назад, мы дружим с 1980 года, в те времена он был егерем Кавказского заповедника. В 1992 году граница Кавказского заповедника вдруг стала границей России, началась первая война в Абхазии и вдруг стало возможным убивать людей. А в России в этом смысле ещё был «заповедник», то есть работал закон.
И вот в 1992 году вместе с Виктором Салтыковым, он был тогда дьяконом у молодого священника отца Нестора в Жарках (к сожалению, спустя пару лет Нестор трагически погиб), мы отправились с камерой на войну. И увидели, насколько тонким оказался слой цивилизации без Христа, а человек – обречённым на то, чтобы скатиться в домонгольское состояние. Спасти людей могло только глубоко воспринятое ими христианство. И именно в это болевое время и в этом месте вдруг появляется отец Нестор, простой деревенский священник из ивановской деревни, и все события начинают вращаться вокруг него. И вопрос о том, кто главный герой времени, уже ни у кого не возникает.
Видели бы вы, как бросались к нему за поддержкой простые женщины: «Помолитесь за нас! Помогите пережить невыносимую боль, подскажите, как мне отпеть сына!..» Во время той поездки мы встречались с абхазским руководством, были на передовой, общались с грузинскими пленными. Отпустить одного из них просил у властей отец Нестор, и ему пошли навстречу. Думаю, у того грузинского военного, спасённого отцом Нестором, не было сомнений в том, кто главный герой этого времени.
Отец Виктор
Кадры, снятые во время этой поездки, вошли в мою картину «Одинокий рай». Через четыре года мы снимали войну в Чечне, эпизоды самых тяжёлых сражений в горах. И знаете, мы встречали офицеров и солдат, которые будили в памяти толстовских героев из ранних рассказов, из повести «Казаки», из «Севастопольских рассказов». Так что время наше – переломное и супергеройное, материал только вызревает подолгу. Много лет потрачено на съёмки «Русского заповедника», а об отце Несторе до сих пор нет фильма.
В поисках героя документалисту полезно (но не обязательно!) поехать на войну. А можно просто отправиться в русскую деревню и проследить судьбу её жителей хотя бы в течение 10 лет, как это сделал, например, мой коллега, дважды лауреат Госпремии РФ, обладатель более чем 100 наград отечественных и международных кино- и телефестивалей, а также профессиональных конкурсов ТЭФИ, НИКА и «Лавр» за достижения в области киноискусства Алексей Погребной. Собственно, как сделали мы в «Русском заповеднике».
Впрочем, другие коллеги поездками на войну себя не утруждали и находили «героев» времени среди персонажей программы «Дом–2», воспевали солисток группы «Тату». Думаю, именно для того, чтобы заслонить от соотечественников подлинных героев, генерируется некое «царство теней» на ТВ. Нескончаемые выступления ведущих-пародистов, бесконечные дни рождения на Первом канале и публичные объявления о началах «романов» медийных лиц. Пародия, как формулируют филологи, есть имитация формы, из которой ушла жизнь. Что ж, это их выбор. Как сказано в святоотеческой литературе: «…выбрал брат путь свой, укрой, Господи, и его, и меня».
– Как Вы нашли героя фильма «Георгий»?
– Георгий Георгиевич Савенков – мой старый друг, я его знаю лет 17, а мой младший шестилетний сын уверен, что это его дед. Сейчас Георгию 87, а снимать его я начал, когда ему было 70, и он был ещё как огурчик. Я смотрел, как он ловил рыбу, такой мощный и счастливый, ну точно герой повести «Старик и море» Хемингуэя. Георгий Георгиевич воевал в Севастополе, под Новороссийском, на Малой Земле, и всё время в десанте и в разведке морской пехоты. Участвовал в боях за Прагу и Будапешт, в войне с Японией. Три раза был ранен, дважды – контужен, немцев положил не одну сотню. Победитель, у него и имя подходящее – Георгий Георгиевич, Победитель Победителевич.
Я понимал, что передо мной человек, которому, увы, пришлось убить немало людей, пусть и врагов. Остро хотелось понять, что же достаётся Победителю? И как же унаследовать его немелочный, незлобный, неистребимый Дух победы, который всем нам сейчас так нужен?!.. И он помог мне понять, что победителю достается самое главное – Чистая совесть и подлинная Радость жизни. Это посерьёзнее квартиры-дачи-машины. Я не видел более счастливых людей.
Полушутя говорю всегда, что против Георгия воевали, по крайней мере, два будущих Нобелевских лауреата по литературе и один премии Гёте: Генрих Бёлль – он оборонял Севастополь, четыре раза был ранен, а Георгий брал Севастополь в 1944-ом, Гюнтер Грасс, который в 17 лет, мальчишкой, служил в танковой дивизии СС, Эрнст Юнгер, который воевал на Кубани, был ранен 13 раз, 2 раза из них сквозным ранением. Вот такой был у нас серьёзный противник. И поражение их от Георгия, то есть от Русского солдата, стало главным событием их жизни. Они осмысляли это всю оставшуюся жизнь.
– Почему рассуждая о современной ситуации в России, Вы говорите, что мы находимся сейчас в состоянии 1942 года?
Алексей Погребной
– Потому что в духовном отношении мы сейчас в таком же переходном, переломном, несомненно, сложном, тяжёлом положении. Информационную войну пока мы проигрываем. Кое-кто из офицеров этой нынешней информационной войны внутренне уже перешел на сторону врага, получив от него жалование, корову и винтовку маузер, то бишь камеру. А кто-то был на стороне противника ещё до того, как война началась. Но Великая Отечественная война 1941–1945 годов, которую мы сейчас приводим как образец, поверьте, была выиграна не в 1945-м, и даже не в 1943-м, а именно в 1942-м. Когда кто-то сказал себе: «Ну и что, да пусть на меня наступает хоть пять Германий, я буду сопротивляться!» А кто-то просто сказал: «Умираю, но не сдаюсь». И всё! Немцы проиграли, хотя впереди было ещё три года войны, именно с этой точки пошёл обратный отсчет событий. И уже за одного убитого русского надо было заплатить одним немцем, мы к этому были готовы, а они-то – точно нет.
Эрнст Юнгер в конце 1942 года написал в своём дневнике, что победы в этой войне им не видать. Умный человек, по-настоящему мужественный и честный, премию Гёте ему-таки дали не зря. Так что нынешний «сорок второй год» – не такое безысходное время, как может показаться, переломное – да, но уж точно не «безгеройное».