В феврале стартовал VII Славянский форум искусств «Золотой Витязь». О нем рассказывает его президент, народный артист России Николай Бурляев
— Николай Петрович, помнится, задумывая форум, вы ориентировались на Эдинбургский фестиваль искусств. Похоже, получилось?
— Считаю, у нас интереснее: проводим фестиваль не месяц, как в Эдинбурге, а в течение всего года в нескольких регионах России, а также в других странах, например, в Болгарии и Сербии. Помимо кинофорума, театрального и музыкального фестивалей, художественных выставок, как в Эдинбурге, приглашаем литераторов, авторов экологических фильмов, а также мастеров русского боевого искусства. Если в Эдинбурге делают до 50 программ, то у нас их в 10 раз больше.
Зрители настолько сердечно и с таким воодушевлением воспринимают все наши мероприятия, что вице-президент «Золотого Витязя», профессор Софийской киноакадемии Маргарит Николов каждый раз говорит: «Этот форум самый лучший». Ну, в самом деле, где вы еще увидите, как на закрытии форума весь зал встает и вместе с участниками поет: «Встань за веру, Русская земля!»
— Каким был этот юбилейный путь?
— В отличие от Минкультуры и кинопрокатчиков скажу, что поводов для веселья нет. Мы пришли к катастрофе отечественного кинематографа. Сколько великих имен было у нас до перестройки: Эйзенштейн, Довженко, Пудовкин, Пырьев, Герасимов, Ромм, Чухрай, Ростоцкий, Бондарчук, Тарковский, Шукшин, Кулиджанов, Озеров, Рязанов, Никита Михалков… Кто может составить им конкуренцию во времена после перестройки? Тот же Михалков, Сокуров, Хотиненко, Лунгин с «Островом» и все. Вот в чем беда.
Российский кинопрокат словно стал отделением американского. Идя в современные кинотеатры, покупая билеты, глядя на все эти триллеры и блокбастеры, мы невольно увеличиваем мощь Голливуда. Наши мальчики и девочки воспитываются на чуждых нашей культуре основах. Государство и чиновники от кино избрали ложный путь развития, ориентируясь на «доходный промысел» на кинорынке.
— Способен ли «Золотой витязь», работающий под девизом «За нравственные идеалы. За возвышение души человека», противостоять этому натиску киноширпотреба?
— Кинофорум родился в 1992 году вопреки наступавшей эре культурного умопомрачения. Мы последовательно делали свое дело, и случилось так, что дух «Золотого Витязя», его девиз легли в основу новой государственной культурной политики. Указ Президента В.В. Путина о новой культурной политике появился в декабре 2014 года.
Либералы забеспокоились снова цензура? Напрасно. Я первым выступил бы против: из 70 моих фильмов 20 пролежали на полке в общей сложности 250 лет. Путин ввел во всех министерствах общественные советы, с их помощью отныне будет регулироваться работа Минкультуры. В результативности Общественного совета все убедились на примере «разборок» с оперой «Тангейзер» в Новосибирске. Если раньше дети, приходя в зрительные залы, не были защищены от пошлости и провокаций иных «режиссеров», то сейчас ситуация изменилась.
Если говорить о достижениях «Золотого витязя» в нашей коллекции около 7700 фильмов, прошедших строгий отбор. Ежегодно добавляется 200 новых названий. За 15 лет на территории от Владивостока до Косова, от Калининграда до Северного Кавказа, в Болгарии, Сербии, Черногории, Польше, Финляндии, Китае, Чехии мы открыли около 100 киноклубов альтернативного кино.
Местом постоянной прописки мечтаем обрести Севастополь, в прошлом году МКФ «Золотой витязь» впервые провели именно там. Мы заключили соглашение с губернатором Севастополя, обязавшись отвечать за культурную политику города.
— У вас и в Москве появились надежные соратники…
— Министр МЧС Владимир Андреевич Пучков первым из руководителей высокого ранга отреагировал на указ В.В. Путина и в апреле прошлого года открыл Институт культуры МЧС России, предложив мне возглавить новую структуру. «Золотой витязь» и МЧС, можно сказать, обрели друг друга — 25 лет мы шли параллельным курсом: МЧС спасало жизнь человека, «Золотой витязь» боролся за его душу.
— Что значат в вашем творчестве фильмы-юбиляры Андрея Тарковского «Иваново детство» и «Андрей Рублев»?
— Это судьбоносные категории в моей жизни. В позапрошлом году мне довелось представлять фильмы Тарковского в Каннах, и я, пожалуй, впервые за 30 лет решил посмотреть фильм целиком.
Зал был заполнен на две трети. На протяжении всего просмотра стояла абсолютная тишина. Когда фильм кончился, аплодировали так, что я понял фильм и сегодня живой. Когда мы встретились, мне было 14, а ему 29. А сейчас мне на 14 лет больше, чем было Андрею, когда он ушел из жизни. Я его перерос во времени. Правы режиссеры, которые говорили, что Андрей Тарковский режиссер номер один.
— Впечатление такое, что новелла «Колокол» в «Андрее Рублеве» игралась вами в состоянии озарения…
— Ощущение правильное, потому что образ Бориски и есть мое озарение. Изначально Тарковский писал для меня роль Фомы ученика Андрея Рублева, которого в результате замечательно сыграл Михаил Кононов. После окончания работы над «Ивановым детством» какое-то время мы с Андреем представляли фильм на премьерных показах, а потом наступила долгая пауза. Фильм ездил по международным кинофестивалям, получил два десятка премий, но меня никуда не приглашали.
Прошло три года. Я думал, что Андрей забыл обо мне. Потом узнал, что Тарковский будет снимать «Андрея Рублева», и радость вдруг мне звонят: «Андрей Арсеньевич приглашает вас на пробы в «Андрее Рублеве». Поначалу пробовался на роль Фомы, но не по мне был этот персонаж. Не мое. Когда я узнал, что у меня все же будет проба на Бориску ликовал. Вот тут-то и появилось то чувство полета, с которым я прожил всю эту роль. И вот мы начали пробу. Андрей, как обычно, ходит-шутит, а потом вдруг подходит ко мне и начинает что-то шептать на ухо, как прежде, на «Ивановом детстве», когда готовил меня к съемке. Он начал работать со мной. Сделали пробу, и Андрей меня утвердил.
— Что для вас было главным, когда вы снимали фильм «Лермонтов»?
— Это фильм судьбы, моя исповедь через Лермонтова, и я подписываюсь почти под каждым кадром. Возможно, нужно было жестче корректировать некоторых актеров, но это детали, самое главное, я спел песню своей души. Мы с Тарковским не договаривались, но почему-то тема жертвы и у него, и у меня стала главной в творчестве.