В гостях у «Трибуны» побывал народный артист России Николай БУРЛЯЕВ. Встреча с любимым артистом прошла на перекрестке пяти юбилеев – именно в эти дни исполнилось 50 лет со дня премьеры «Иванова детства», 45 лет «Андрею Рублеву», 80 лет кинорежиссеру Андрею Тарковскому, 50 лет творческой деятельности самого Николая Бурляева и 20 лет фестивалю «Золотой витязь»
– Николай Петрович, если бы от вас зависело решение дальнейшей судьбы скандальной панк-группы, осмелившейся оскорбить своим безобразным поведением православную святыню – храм Христа Спасителя, к чему бы вы их приговорили?
– «Не судите – не судимы будете». Не их надо судить. Им тоже надо дать понять: не все можно, в том числе издеваться над верой предков. Видимо, какую-то принудительную работу этим девицам назначат, чтобы они поняли – это наказуемо, и другим надо отбить охоту повторять подобного рода кощунственные вещи. Я вообще не из тех, кто судит. У меня есть собственное мнение по любому поводу, но судить я не могу.
– Вот уже 20 лет в разных городах России и в разных странах проходят кинофестиваль и театральный фестиваль «Золотой витязь», девиз которого «За нравственные идеалы, за возвышение души человека». Почему вы – известный актер и режиссер – решили его организовать и проводить ежегодно?
– В 1991 году, когда все распадалось и на «Мосфильме» делался один фильм, и то не с моим участием. К тому же все мы были без работы, штаты закрывали, деньги не поступали, а у меня дети. В то время их было трое, а сейчас пятеро, и надо было что-то делать. Вот тогда и родилась идея собрать позитивные силы деятелей экрана России и создать фестиваль. Но какое дать ему название? Хотелось мощно, сильно, духоподъемно. И тут же у меня возник образ «Золотого витязя». Главный девиз фестиваля тоже пришел незамедлительно. Это было то, что завещано моими учителями. В кино – Тарковским, Кончаловским, в театре – Мордвиновым, Марецкой, Орловой, Раневской, Пляттом. Они как бы оттуда, сверху диктовали мне, что нужно делать. Ведь в искусстве, как и в журналистике, это процесс возвышения человеческой души. А если мы занимаемся чем-то противоположным, то идем против своей совести, а значит, и души.
– Николай Петрович, наверное, вам не безразлично, что сегодня происходит на телевидении. А ведь там работают люди, многие из которых окончили ВГИК, забывшие о том, что возвышает человеческую душу…
– Когда объявили перестройку, наши руководители бездумно или целенаправленно поступили так, как говорил Михаил Швыдкой: «Культуру надо подвинуть на панель». Это он заявлял публично на коллегии. Я вместе со многими деятелями культуры требовал его отставки. Не потому, что плохо отношусь к Швыдкому, как одаренному театроведу, но, будучи министром культуры, он не имел морального права вытеснять культуру в рынок. Для меня, человека, отдавшего 50 лет искусству, культура и рынок несовместимые понятия. У деятелей культуры совсем другие задачи – не действовать по рыночному прессу: «Ассу» – в массы, деньги – в кассу», как радостно заявлял мой приятель Соловьев, а потом взялся за голову, что он натворил, будучи одним из первых, кто это начинал. Наша главная задача – это возвышение души человека, а сейчас все мерят успехом в первый уик-энд. Пусть весь мир так живет: рыночные отношения, падение нравов, вседозволенность, голубизна… Но в России это невозможно с нашей тысячелетней культурой. Фильм «Андрей Рублев» в первый уик-энд не собрал ни копейки. Он был положен на полку на целых семь лет по звонку из Политбюро. Но потом, когда он прорвался на экран, за 45 лет перекрыл все кассовые рекорды. Я видел очереди на этот фильм в Париже, Венесуэле, Лос-Анджелесе И сколько людей благодаря этому фильму заинтересовались историей России, живописью Андрея Рублева! Сколько людей воцерковилось! Я знаю многих батюшек, которые пришли к вере, увидев эту гениальную ленту. Да и я сам после этого фильма начал свой непростой путь к вере. Ведь постижение Господа – процесс бесконечный, он окончится только тогда, когда мы или придем к нему или к дьяволу, потому что каждый делает свой выбор. К сожалению, мы больше присягаем лукавому, так как он умеет искушать и покупать нас. Торгуй – и будешь получать, а нет – будешь изгоем.
Сейчас на «Золотом витязе» участвуют до 60 стран мира. Поначалу к нам приглядывались, думали, что это такое: православные, да еще славяне. Ездили с опаской – а не пахнет ли там шовинизмом? Когда же увидели, что мы любим всех, то некоторые православные ортодоксы стали делать мне замечания по поводу нестыковки православия и других вероисповеданий. И тогда я им привел слова философа Ивана Ильина: «Каждый художник в творчестве устремлен к совершенству, и эта устремленность приводит его к престолу Господню, потому каждый художник делает религиозное дело, независимо от того, что он сам об этом думает или к какой конфессии принадлежит». Потрясающая мысль. В 2011 году я взялся за театр, потому что являюсь и человеком театра, прослужив в коллективе Юрия Завадского – ученика Станиславского – четыре года.
– Я разделяю ваши нравственные принципы и то, что вы делаете во время фестиваля, но Россия не на острове находится и снимать только фильмы, подобные картинам Тарковского, невозможно. Ведь снимают блокбастеры, комедии, мелодрамы… И они завоевывают призы на международных кинофестивалях. Как с этим быть?
– А разве опыт Советского Союза не говорит о том, как надо жить? Когда объявили перестройку, в Кремль позвали тогдашнего министра кинематографии Ермаша и ему сказали: «Давай план перестройки кинематографа!». Ермаш ответил: «А зачем? Киноиндустрия и так прибыльна, все работает». И не пошел на это. Тогда его заменили, и пошел развал. Ведь вы не будете отрицать, что культурной политики у нас в стране нет. Как будто мы все пытаемся выполнить то, что говорила радиостанция «Свобода» в первые дни перестройки: «Цель перестройки в том, чтобы приблизить русских к западным стандартам. В том, чтобы произошла мутация русского духа. Нужно русских выбить из традиций». Получилось? Получилось. У тогдашнего президента Владимира Путина в его обращении к Федеральному Собранию был огромный раздел о культуре. Как мы тогда этому обрадовались! Наконец-то наверху поняли: культура всему голова. Но потом в обращении нового президента Дмитрия Медведева к Федеральному Собранию был всего лишь маленький абзац, где было сказано, что культура должна развиваться на инновационной, модернизационной основе. Что это такое, я не понимаю. Может быть, инсталляция в виде фаллоса на петербургском мосту, за которую дали государственную премию? Это тоже инновация… Пусть меня не судят строго, но я последний раз попытаюсь поверить Путину и посмотрим, какая будет культурная политика, поменяют ли ее с минуса на плюс.
– Почему вы так резко говорите о нынешнем кинематографе? Ведь вы поддерживаете позицию председателя Союза кинематографистов Никиты Михалкова и при разделении Союза приняли его сторону
– Да, тогда подняли шум огромный, потому что в нашем Союзе первый раз Никита Михалков попробовал объявить то, чего мы будем добиваться. Был объявлен идеологический манифест – за возвышение человеческой души, который и стал камнем раздора двух непримиримых сторон.
– Скажите, кого на этот раз из видных деятелей вы приглашаете на «Золотого витязя»?
– Мы не гоняемся за известными именами и не приглашаем голливудских звезд, хотя однажды позвали Мела Гибсона и дали ему Гран-при за «Страсти Христовы». Дело в том, что у нас соборное место, позитивное, и оно не нуждается в раскрутке. Наше телевидение показывает маргиналов, а мы показываем прекрасных русских людей. Сейчас, когда при поддержке нашего патриарха и относительной помощи Министерства культуры «Золотой витязь» приходит в какой-то регион, то духовная атмосфера в этих местах меняется на глазах. Так было в Рязани, например, куда мы привезли 50 фильмов. Актеры ездили с концертами по области, телевидение это показывало. Когда мы уехали, мне сообщили, что правоохранительные органы зафиксировали резкое понижение преступности, самоубийств, наркомании. Вот что несет наш проект. Вот, что надо поддерживать, а не фаллос на петербургском мосту.
– Что, по-вашему, надо сделать для духовного возрождения России?
– Очень важный вопрос. Мы хотим верить, что новый министр культуры будет человеком с большим авторитетом в обществе. И такую кандидатуру мы уже предложили в Общественной палате и от Союза кинематографистов тоже. Роль министра культуры должна стать ключевой в правительстве. Нужны национальные проекты в области культуры и духовного развития, необходимо позаботиться о передаче духовных ориентиров нашему погибающему народу. Вот что необходимо в первую очередь делать. Тогда и экономика подтянется, и преступность уменьшится, и роль женщины в обществе повысится. Ибо сейчас все идет на разрушение семьи, в то время как родители должны стать примером для детей.
– Николай Петрович, у вас хорошая репутация. Вас не упрекнешь в том, что вы говорите одно, а делаете другое. Но есть странный господин Бойко Великий, который сидел в тюрьме, а сейчас активно помогает церкви и считает себя верующим человеком. И есть братья Ананьевы, владельцы Промсвязьбанка, которые купили газету «Труд» и превратили ее в рекламный листок из-за денег. Наконец, есть ваш коллега Иван Охлобыстин, который даже батюшкой служил. Как вы считаете, можно ли этим людям верить?
– Я бы не стал их всех в одну кучу валить. Одно дело, лжебатюшка Иван Охлобыстин, который давно отошел от Бога. А то, что Бойко Великий отсидел в тюрьме, – это еще надо разобраться, почему, но ведь он делает чистые продукты… Разве это плохо?
– Если не возражаете, давайте вернемся к тому, что премьера «Иванова детства» состоялась 9 мая 1962 года. К моменту выхода нашего интервью исполнится ровно 50 лет. У вас сохранились какие-то яркие воспоминания от съемок этого фильма?
– Вспоминая об этой картине, я буду говорить и о творчестве Тарковского. Когда мы снимали этот фильм, и Тарковский был молодым, и я был мальчишкой. Тогда мы не знали, что сотворили. Когда же я встретился с ним, то полюбил всей душой, и готов был сделать для Андрея все. Причем эта любовь к нему идет по нарастающей, потому что с возрастом понимаю, какую трудную, подвижническую жизнь прожил Тарковский. Давили на него со всех сторон, а он творил так, как будто вокруг нет никакой партийной системы. У меня было такое ощущение, что он этого не замечал, а Тарковский не только замечал, но и страдал от этого. Я помню, как после «Рублева» у меня дома мой отец чем-то нас накормил, и сильный Андрей сказал: «Надо куда-то писать, надо спасать фильм». Сейчас я анализирую жизнь Андрея Арсеньевича, так как мне предложили сделать книгу о нем. Это будет сборник. Я постоянно думал, что Тарковский могуч и несгибаем, но я не знал, что он такой доверчивый и внушаемый и его так можно просто увести. Я также не принимал того, что было в его личной жизни после «Андрея Рублева». Для меня был только один брак – с Ириной Тарковской, поскольку там была такая гармония, такая теплота… На «Рублеве» у него все поломалось, Тарковского стали уводить от тех, кто его любил Даже от матери увели, от сестры увели, от Вадима Юсова, от меня. Помню, после премьеры «Соляриса» я пришел поздравить наших общих друзей и увидел бледного Андрея, который смотрел на меня, как на врага. Я не выдержал и напрямик спросил: «Андрей, что случилось, в чем дело?» – «А что ты обо мне говорил в такой-то компании, таким-то людям?!» – был его ответ. И тут выяснилось, что я не был ни в какой компании, и вообще не знаю этих людей.
Именно после «Андрея Рублева» я говорил всем, что Андрей был верующим человеком, а доказать этого не мог и ждал подтверждения. И оно пришло, когда Андрей ушел из жизни. Однажды отмечали день его памяти, мне позвонили из Дома кино и предложили выступить, почитать кое-что из его дневников. Шел я туда без особой охоты, опоздал, зашел за кулисы и мне протягивают листок: «Вот это вы сумеете прочитать?» Читаю и вижу – пришло посмертное подтверждение моим предположениям, молитва Андрея, обращенная к Господу. Суть такая: «Боже, чувствую приближение твое, чувствую руку твою на затылке моем, и только тяжесть грехов и злобы моей не дают мне творить твою волю. Верую, Господи, и хочу видеть людей и мир таким, каким ты их создал. Верую, Господи!» У Тарковского был мозг создателя и поэтому он стал режиссером номер один, и поэтому Бергман говорил о нем: «Когда я видел первую работу этого режиссера, то понял, что у него есть ключи от тайной комнаты, куда я бы так хотел попасть, но не могу туда попасть». А Андрей жил в этой комнате.
– Вас сейчас приглашают сниматься в кино?
– У меня пропало желание участвовать в съемочном процессе. Тем более после фильма «Мастер и Маргарита». Фактически 17 лет я отказываюсь сниматься в кино. Представьте, после выхода «Полевого романа» у меня было 80 предложений, и я отказал всем. Меня Андрей к этому приучил, когда после «Иванова детства» я начал играть, где попало, он мне сказал: «Коля, побереги себя, не разменивай свою душу. Не участвуй в том, за что потом будет стыдно». Тут недавно руководитель одного из главных каналов говорит: «Ну что вы, такой большой артист и не играете?» – «А что вы мне можете предложить?» И он предложил сериал, одну из главных ролей, а это большой соблазн, деньги. Но роль-то гаденькая: генерал КГБ продает Россию олигарху. Я ответил: если вы перепишите и сделаете из него героя, то я соглашусь. Не переписали, и я отказался