«В то далёкое лето», «Фронт за линией фронта», «Государственная граница», «Алмазы шаха», «22 июня, ровно в 4 часа», сериал «Атаман» и другие фильмы состоялись во многом благодаря его героям. Актёр в офицерской форме. Не случайно – отец был военным лётчиком, да и сам настроен по-боевому. На кинофестивале «Золотой Витязь», проходившем в Омске, состоялась наша беседа с народным артистом России, руководителем гильдии актёров кино Санкт-Петербурга Евгением ЛЕОНОВЫМ-ГЛАДЫШЕВЫМ.
– Евгений Борисович, как бы вы оценили явление, называемое фестивалем «Золотой Витязь»?
– Вначале скажу о его создателе. Николай Бурляев – удивительный, кристальной чистоты человек и замечательный актёр, который сегодня, если так можно выразиться, наступил своей собственной актёрской песне на горло. Он принципиально не снимается, потому что те мыльные оперы, которые сегодня показывают по телевизору, его не то что не устраивают – они раздражают.
В фестивальном движении он нашёл самовыражение. Это его гражданская, человеческая, глубочайшая христианская позиция русского человека. «Золотой Витязь» уже не просто кинофорум. Это форум славянской православной жизни, потому что сегмент этого фестиваля становится всё шире и шире, включая не только кино, но уже и литературу, искусство, русские единоборства. Николай Петрович понимает, что сегодня только небольшая группа людей заинтересована в сохранении культурных ценностей. Кинофестиваль выжил и сохранил свою концептуальную направленность. Бурляев ищет замечательные фильмы, которые могут быть сняты и не замечены в Сербии, Болгарии, Польше. «Золотой Витязь» – это воин, ведь его участники стояли в Югославии под бомбёжками натовских бомбардировщиков.
Этот фестиваль, в отличие от других, где просто подводятся итоги, ещё и открывает таланты: детей, молодых актёров, режиссёров. Это не просто «тусняк», мы же выезжаем в каждую область, где проводится фестиваль, встречаемся, извините за пафос, с народом, которому мы служим. И последнее, в этом фестивале есть какая-то своя особая аура, особая ответственность, учитывая, что начинается и заканчивается он молебном. Фестиваль не засиживается, он каждый год переезжает из региона в регион – это же колоссальная организационная работа – и охватывает такое количество народа.
– Над чем Вы сейчас работаете и что для Вас главное в Вашей творческой деятельности?
– Я понял, что сделал стратегическую ошибку, когда ушёл из театра. И сейчас я опять вернулся. Причём не в антрепризный театр, где стол, два стула, и поехали деньги зарабатывать, а в профессиональный, государственный, репертуарный театр драмы и сатиры в Петербурге – Театр на Васильевском.
Это сейчас один из самых лучших театров города. Я сыграл Павла Протасова в спектакле «Дети солнца» по произведению А. М. Горького. Публику настораживает Горький. Но, у нас в пьесе нет «социальщины», ощущения переворота, того, что сейчас революция начнётся. Мы сконцентрировали своё внимание только на семье, что сейчас очень важно: муж, жена, сестра, нянька, близкий друг, который начинает ходить кругами вокруг жены, – и Протасов, конечно, Протасов. Я назвал эту роль ребусом. И каждый спектакль пытаюсь понять, мой герой талантлив – или он бездарен? Потому что в 1905 году Менделеев уже выдвигался на Нобелевскую премию, а Протасов пытается создать простые дрожжи, которые продавались в каждой лавке. Он графоман – или он одержим созидательностью, работой, и из-за этой работы не видит, что происходит с самыми близкими людьми? И только в конце спектакля он понимает, что так жить нельзя. Спектакль этот очень полифоничный и без всяких авангардистских направлений. Классический, в чём-то даже консервативный. Я соскучился по такому театру, когда настоящие костюмы – по-взрослому, настоящие декорации – по-взрослому, режиссура – по-взрослому.
– То есть у нас есть что противопоставить телевидению? Зритель откликается на настоящее искусство?
– У нас замечательные гастроли. Мы объездили всю Прибалтику. В театре Вильнюса я выходил на поклон пятнадцать раз. Это говорит о том, что людям нужна наша работа. Нельзя всё время кормить людей одной морковкой – людям нужна насыщенная пища. Нельзя всё время показывать «КВН» – протрепали уже всё. Какой канал ни включи – всюду юмористы. Молодые ребята не стали юристами, врачами, кораблестроителями, они поняли, что деньги на телеканалах – и пошли трепать. И юмор-то весь – ниже пояса. Но ведь есть юмор Чаплина, юмор Райкина! Я тоже могу пародировать, и не хуже Хазанова. Это уже не актуально. А Максим Галкин делает на этом миллионы. А ты выйди на драматическую сцену, проживи три часа в спектакле, где время настолько спрессовано, что может произойти измена друга, предательство женщины, смерть мамы, первая любовь, первая пощечина – всё за три часа! Мне говорят: «Какой хороший актёр, как хорошо играет». А мне хочется ответить, что это вы играете, сидящие по ту сторону рампы. А я – живу. Я выхожу – у меня мокрая рубаха, руки дрожат так, что я не могу завести машину, – я ещё там, в той реальности 1905 года. Но когда в самый драматический момент какой-то человек в зале заржал глупым смехом – я почувствовал, что он ничего не понимает. Это отсутствие не образования, а образованности. Недаром сказано: «Душа обязана трудиться». А нас отучают от этого.
– Получается, что политика идёт своим путем, а культура параллельно с ней, не соприкасаясь…
– Давайте вспомним, что было до семнадцатого года. Богатые люди – Морозов, Третьяков и многие другие – поддерживали художников, собирали галереи. А сегодня бизнесмен лучше купит шампанского пять бутылок по три тысячи евро каждая, загрузит в самолёт, привезёт в Куршевель и скажет: это я так занимаюсь благотворительностью. Даже появилась такая народная поговорка: украл – выпил – в Куршевель. У них совершенно другое отношение к своей стране, нежели было у того же создателя галереи Третьякова. С чего начинать? Надо разговаривать с этими людьми: господа, поделитесь с народом! Но никто с ними не разговаривает. Зато много о чём народ говорит. Народ, о котором писал Василий Шукшин, лауреат Государственной премии, драматург и удивительный человек. Народ, о котором писал Лев Толстой. Почему именно над нашим народом совершают эксперименты? А Запад только и смотрит, когда же Россия рухнет!
Император Александр III замечательно говорил о том, что у России нет друзей, у неё только два союзника – армия и флот. Наши предки для чего-то сохраняли свою территорию и её ресурсы. Они знали, что делали. И мы должны передать это потомкам. Кстати, «Золотой Витязь» и здесь вносит свой вклад, проводя форум экологических фильмов.
– Евгений Борисович, какое будущее у русского театра, на Ваш взгляд?
– Замечательное будущее, в отличие от кинематографа. Серьёзный театр и сегодня занимается ценностями человеческого духа, а не мордобоем. Бывает, что со сцены мат-перемат – как, например, в спектакле «Кыся». Я Дмитрию Нагиеву говорил, что дети сидят в зале, что нельзя так…
Настоящий театр – это когда зритель сидит, а у нас практически нет сцены, мы играем на полу в трёх метрах от зрителя, – и всё видит: мою слезу, мучения Протасова. И я держу паузу столько, сколько я захочу. И в зале полная тишина.
А пауза – это внутренняя жизнь. И они понимают, что это – настоящее. Вот это потрясающая работа, которую делает театр.
– Театр чему-то учит?
– Искусство, в том числе и театр, никогда не воспитывает. И жизнь ничему не учит, иначе бы последующие поколения не совершали ошибок предыдущих. Жизнь – это открытая книга, которую ты листаешь, а она всё интересней и интересней, даже если тебе уже за семьдесят пять, за восемьдесят.
Есть художественная правда и правда жизни. Художественная правда – это театр, который выстраивает правду жизни, но в других реалиях. Потому что я могу сегодня играть Шекспира, завтра играть Горького, послезавтра – Чехова. А потом выхожу в осеннюю грязь Петербурга – и меня уже тянет в театр, чтобы хоть чуточку пожить среди других реалий. Это по поводу уникальности нашей профессии. Но когда правда жизни и художественная правда совпадают – это феноменально. Тогда зритель сидит и думает: «О-о, это про меня». И на жену косится: «Зиночка, так это ж про нас». Театр не даёт советов, он должен будоражить, волновать душу.
Я ещё застал золотой век российского кинематографа, когда люди выходили после спектакля с зарёванными глазами. А сейчас сидят с банками пива, с попкорном. Это катастрофа! Но театр выстоит.
– И тогда не нужно будет телевидения…
– Помните фразу из кинофильма «Москва слезам не верит» о том, что скоро не будет ни театра, ни кино, одно сплошное телевидение?
– И где оно теперь?
– Вот и стало – одно «сплошное телевидение». По одним названиям программ «Как стать миллионером», «Русская рулетка», можно понять, что там сплошной рынок. И на это смотрит следующее поколение россиян. Сколько писали про шоу «Дом–2»! А оно всё идёт и идёт. Потому что там все делают деньги! Бальзак в своё время писал, что за каждым большим состоянием кроется преступление. Вот о чём надо задуматься.
Если я налогоплательщик, то я должен и «заказывать музыку». Но мы не видим по телевидению того, что хотелось бы. Куда делись замечательные телевизионные спектакли выдающихся театральных режиссёров и выдающихся театров? Это нужно возвращать. Зритель будет смотреть! Потому что, предположим, из Омска приехать в Москву, чтобы посмотреть постановку какого-то спектакля во МХАТе, практически невозможно.
У кино есть свои преимущества перед театром и свои художественные ценности. Взять такие шедевры, как «Семнадцать мгновений весны», «Как вас теперь называть?», которые снимались с серьёзными кинопробами, где проверялось, способен ли конкретный актёр поднять конкретный художественный образ. А сейчас фотографии разложат на столе, посмотрят, что девочка хорошая – и берут снимать. Поэтому зритель запутался в актрисах – они все на одно лицо. А разве можно спутать Нонну Мордюкову с Маргаритой Тереховой, Терехову со Светой Томой, Тому с Людмилой Макаровой, Макарову с Натальей Теняковой?
Искусство – это эстетическая категория, которая живёт по законам красоты. Я не хочу видеть женские ноги, упёртые в потолок, извините. Я не могу видеть, когда женщину бьют. Мне не интересна та жизнь, о которой сняты современные сериалы.
Кинематограф – это мощнейшее идеологическое, моральное и нравственное оружие. Почему сегодня нам не воспользоваться им? Говорят, нужно вернуть патриотизм. Так это всё есть в нашем искусстве! Нужно приостановить западный кинопрокат и присмотреться к своему кино. Не надо поэтизировать бандитизм, проституцию, наркоманию. Нужно вернуть идеологию – не партийную, а художественную – в театр и в кинематограф.
Ирина Ушакова
Файл-РФ